Виталий Полищук - И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной
Так что в начале сентября я приступил к работе в милиции.
В следственном отделении Железнодорожного отдела уже были наши выпускники, так что моя адаптация прошла незаметно и быстро.
И даже вскоре после начала моей работы приехавшая с проверкой министерская комиссия мне ничем не помешала.
Варя в это время занималась усиленно, у нее был последний курс, после чего следовала интернатура, где она должна была окончательно освоить специальность психиатра, а затем, проходя ординатуру, закрепить практические знания и получить, кроме диплома, свидетельство о специализации.
Кроме того, мы, как я уже упоминал, пытались решить проблему «первого деторождения». Кстати, Юлька, конечно же, узнала об этом, и теперь прибегая к нам утром по воскресеньям, не обвиняла нас в бездеятельности, а надоедала Варе вопросом: «Ну, как?»
И очень огорчалась, услышав в ответ: «Да пока никак!»
Ну, а я очень скоро сдружился с ребятами из уголовного розыска.
Здесь нужно сделать пояснения.
Я пришел именно в этот райотдел милиции, потому что в той, другой жизни, работал здесь, и из всех многочисленных работ именно служба в милиции в течение около пяти лет была светлым пятном. Я очень любил ребят, с которыми дружил, и вот теперь в нынешней жизни хотел именно в этой ее части ничего не менять. Точнее, изменения, конечно, я внес, но только в лучшую для себя сторону.
В той жизни у меня было педагогическое образование. И это мешало работе в милиции, а вот нынешнее (юридическое) открывало дорогу и для успешной работы, и для возможного служебного роста.
Хотя второе… вряд ли, я хотел еще одно действо из прошлой жизни осуществить и теперь, в нынешней.
Но об этом – чуть позже.
Итак, я сдружился с ребятами из угрозыска, и произошло это так.
В районе было совершено убийство. После планерки стол начальника отдела окружили инспектора угрозыска, шел бурный спор: как раскрывать убийство, с чего начать…
Я стоял рядом, так как мне нужно было подписать санкцию на задержание в соответствии со ст. 122 одного подозреваемого, проходящего по делу, которое я расследовал.
И пока я стоял, а ребята спорили, мне пришла в голову одна мысль. И я ее озвучил. И она оказалась ценной, ее реализовали и в результате преступление было быстро раскрыто.
Так я привлек внимание начальника отдела полковника Петрова. Причем не как следователь, а как перспективный розыскник.
Через месяц, когда было совершено еще одно похожее преступление, меня уже приказом нашего начальника райотдела Петрова включили в следственно-розыскную бригаду. Тут есть один нюанс.
Дело в том, что убийства подследственны не милиции, а прокуратуре, и поэтому следствие ведет следователь прокуратуры. А розыск преступника – инспектора угрозыска.
То есть вообще-то мне места в группе вроде как и нет.
Но есть такая лазейка – меня могут откомандировать в следственно-оперативную группу в качестве помощника следователя прокуратуры. И в этом случае у меня нет официального статуса следователя по данному делу, но я могу выступать от имени прокурорского «следака».
Честно говоря, меня все это мало волновало – я любил работать по раскрытию убийств и в прошлой жизни, любил и теперь. Единственное нюанс – когда после успешной работы по делу членов группы награждали, меня старались не упоминать – ну, чтобы не дразнить гусей.
А я и не был столь уж честолюбив.
Вот после второго успешного раскрытия преступления с моим участием, ребята однажды впервые пригласили меня на «посиделки» – а проще говоря, после работы выпить и отдохнуть в мужской компании. А когда выяснилось, что я играю на гитаре и пою, цены мне отныне не было.
Кроме того, на таких сабантуйчиках мне помогала моя эрудиция – помните, я упоминал, что в школьные годы интересовался всякими загадочными вещами, читал для этого журнал «Наука и жизнь», «Вокруг света» и прочее?
Так вот, многие интересные загадки так и не получили объяснения до сих пор. И если заходил вдруг о них разговор, мне было что опять-таки рассказать «об интересненьком».
Одним словом, ребятам со мной было и весело, и интересно. Да они и сами были людьми веселыми и остроумными.
Например, инспектор Витя Веселов, мой одногодок. Он любил пошутить, и мог это сделать здорово.
Приведу лишь два примера.
Один раз я зашел в кабинет в субботу – я дежурил в следственно-оперативной группе, ну, и ближе к вечеру заглянул к Веселову в кабинет.
Это было 22 апреля, в день рождения Ленина, и коль он выпал на субботу, все наличные силы бросались на улицы района, чтобы контролировать ход «ленинского субботника». Ну, в этот день все пенсионеры и домохозяйки выходили и подметали свои дворы и улицы, этим же занимались и все рабочие и служащие – для части их выходной день отменялся (в 70-х годах были уже два еженедельных выходных: суббота и воскресенье). И они также работали на улицах.
А мы, работники районных отделов милиции, должны были ходить и проверять, как осуществляется субботник, все ли работают, все ли улицы к вечеру чистые, а бордюры и стволы деревьев – побелены известью.
Конечно, наши ребята в первую очередь дегустировали винные запасы магазинов – директора «наших» знали, продавали винцо и запускали в подсобку, выставляя немудреную закуску. И вот так путешествуя из магазина в магазин, многие наши сотрудники к вечеру уже набирались довольно сильно.
А в райотдел все они приходили в обязательном порядке – нужно было доложить о состоянии дел на вверенном участке и сообщить данные о количестве принявших участие в субботнике и о убранных улицах.
Так вот, я зашел в кабинет Веселова как раз в момент, когда он проверял степень опьянения нескольких инспекторов угрозыска. И делал это весь оригинально.
В момент, когда я зашел в кабинет, я услышал, как он спрашивал у инспектора Хоменко:
– Хома, скажи «Тпрру-у-у!»
Хоменко издал звук, похожий на «Пф-фу-у-у!», Веселов сказал:
– С тобой все ясно! Селезенкин, скажи «Тпрр-у-у!», – и услышав «Фу-у-у!», заметил: – Еще хуже!
Я тихонько вышел, а проверка продолжалась.
Второй случай был такой.
В райотделе ждали проверку – комиссия крайуправления должны была прибыть, и все инспектора поспешно «чистили» столы – рвали незарегистрированные заявления граждан.
Ну, все рвали, как обычно – достанут из стола заявление, прочитают и разорвут на мелкие кусочки. И бросят обрывки в урну.
Веселов делал не так.
Я зашел в кабинет – не помню, зачем, и застал его за таким времяпрепровождением. Он не просто рвал заявления, а после этого тщательно оплевывал обрывки бумаги со всех сторон. И бросив обрывки в урну, плевал еще и на них сверху. В урне!
– Ты чего делаешь? – спросил я его. – Чего это ты расплевался?
На что он мне ответил:
– Эти мудаки из управления могут и в урне пошарить. Вот пускай теперь сунутся в урну!
Я расхохотался, а он продолжал с серьезным видом «заплевывать» свои бумажки.
Частенько после работы мы, чтобы отдохнуть за бутылочкой в неформальной обстановке, шла к кому-нибудь на квартиру.
Приходили ребята и ко мне, и не один раз. Обычно это происходило так.
Я, в отличие от ребят, выпивать не любил, да и мои отношения в семье просто не предполагали такой возможности – нельзя любить всей душою жену и детей, и при этом чуть ли ни каждый вечер приходить поздно ночью домой пьяным…
Поэтому, помня почти все из прошлой жизни я завел для себя такой порядок – выпивать после работы не чаще одного раза в неделю!
И придерживался его. Неукоснительно!
Ну, а ребята ведь поддавали почаще, и когда им становилось скучно, они иногда вспоминали обо мне, причем так сильно, что порывались нагрянуть домой в гости. Невзирая на время суток…
Обычно это происходило так.
Сидят, выпивают. Летом – где-нибудь «на природе» (выезжают на машине за город), зимой – у кого-нибудь на квартире. На рабочем месте это делалось крайне редко, это не приветствовалось начальством. Ну, разве что после быстрого и успешного раскрытия кого-нибудь очень уж серьезного преступления, когда это само начальство и предлагало «обмыть слегка» успешную работу «по делу»…
А вообще – только за пределами райотдела.
И вот в процессе расслабления способом употребления внутрь крепких горячительных спиртосодержащих напитков, им надоедает говорить о работе и «о бабах» (ну, а чему удивляться? Наш возраст в среднем был около 25 лет). И кто-нибудь либо вспоминает о чем-то «интересненьком», либо предлагает спеть песню. И вот тут после попытки разобраться в «загадке века» либо песнопения гнусными пьяными голосами всем становится ясно, что упорядочить и облагородить данное занятие мог бы Монасюк.
